Публикуется в сокращении.

Икона есть наглядное свидетельство вечности, которое не может идти
от человека, по существу чуждого духовности.
Кто же эти свидетели?
Первым иконописцем был святой евангелист Лука, написавший не только иконы 
Божией Матери, но, по преданию, и икону святых Апостолов Петра
и Павла, а может быть, и другие.
За ним следует целый сонм иконописцев, почти никому неизвестных.
У славян первым иконописцем был святой равноапостольный Мефодий, 
епископ Моравский, просветитель славянских народов.
На Руси известен преподобный Алипий-иконописец, подвижник
Киево-Печерского монастыря.
Он был отдан своими родителями в «научение иконного воображения»
к греческим мастерам, прибывшим для украшения храмов Лавры в 1083 году.
Здесь он «учася мастером своим помогаше».

По окончании росписи лаврских соборов он остался в обители и был настолько искусен 
в своем деле, что, по благодати Божией, как читаем в Житии, видимым изображением на иконе воспроизводил как бы самый духовный образ добродетели, ибо он обучался иконописному искусству не ради стяжания богатства, но ради стяжания добродетелей. 

Преподобный Алипий постоянно трудился, писал иконы для игумена, для братии, 
для всех нуждавшихся в иконах храмов и для всех людей, ничего не взимая за свой труд.

Ночью он упражнялся в молитве, а днем с великим смирением, чистотой, терпением, постом, любовью занимался богомыслием и рукоделием.
Никто никогда не видал святого праздным, но при всем том он никогда
не пропускал молитвенных собраний, даже ради своих богоугодных занятий. 
Его иконы расходились повсюду.
Одна из них — икона Божией Матери — была отправлена князем Владимиром Мономахом в Ростов, для построенной им там церкви, где она и прославилась чудесами.
Трогательно поучителен для нас случай, происшедший перед самой кончиной преподобного.
Некто просил его написать икону Пресвятой Богородицы ко дню Ее Успения. 
Но преподобный вскоре заболел предсмертной болезнью.
Когда в канун праздника Успения заказчик пришел к преподобному Алипию и увидел, что его просьба не выполнена, он сильно укорил его за то, что преподобный вовремя не известил его о болезни: он мог бы заказать икону другому иконописцу.
Преподобный утешал огорченного, говоря, что Бог может
«единым словом написать икону Своей Матери».
Опечаленный человек ушел, и тотчас после его ухода в келлию преподобного вошел некий юноша и начал писать икону.
Болящий старец принял пришедшего за человека и подумал, что заказчик, обидевшись
на него, прислал нового иконописца.
Однако быстрота работы и искусность показывали другое.
Накладывая золото, растирая на камне краски и живописуя ими, неизвестный написал икону в продолжение трех часов, потом спросил: «Отче, быть может, чего недостает или в чем-либо я погрешил?»
«Ты сделал все прекрасно, — сказал старец, — Сам Бог помог тебе
написать икону с таким благолепием; это Он Сам сделал через тебя».
С наступлением вечера иконописец вместе с иконой стал невидим.
Наутро, к великой радости заказчика, икона оказалась в храме, на назначенном 
для нее месте.
А когда после богослужения все пришли благодарить болящего и спрашивали его, 
кем и как была написана икона, преподобный Алипий ответил: «Эту икону написал Ангел, который и сейчас предстоит здесь, намереваясь взять мою душу».

У преподобного Алипия был ученик и спостник — преподобный Григорий, который 
тоже написал много икон, и все они разошлись по России.
В XII веке иконописные мастерские были при новгородских монастырях: 
Антониеве, Юрьеве, Хутынском.
В XIII веке историей отмечается как искусный иконописец святитель Петр,
 Митрополит Московский.
В XIV—XV веках многие великие мастера создали выдающиеся иконы.
Хотя имена иконописцев не сохранились, их иконы время не уничтожило.
В завещании преподобного Иосифа Волоколамского сказано, что Андрей Рублев, 
Савва, Александр и Даниил Черный «зело прилежаху иконному писанию и толико тщание о постничестве и о иноческом жителстве имуще, яко им Божественныя 
благодати сподобитися и тако в Божественную любовь преуспевати, яко никогда же о земных упражнятися, но всегда ум и мысль возносити к невещественному свету, яко и на самый праздник Светлаго Христова Воскресения на седалищах седяще и пред собою
имуще Божественныя и честныя иконы и неуклонно на них взирающе, 
Божественныя радости и светлости исполняхуся.
И не точию на той день тако творяху, но и в прочия дни, егда
живописательству не прилежаху.
Сего ради и Владыка Христос тех прослави в конечный час смертный. 
Прежде убо преставися Андрей, потом разболеся и спостник его Даниил и,
в конечном издыхании сый, виде своего спостника Андрея во мнозе славе с радостию призывающа его в вечное оно и бесконечное блаженство».

Преподобный Дионисий Глушицкий, подвизавшийся на реке Глушице, написал очень много икон для разных храмов.
В XVI веке известными иконописцами были Симон, митрополит Московский, 
Варлаам и Макарий.
Преподобный Пахомий Нерехтский и его ученик Иринарх;
святитель Феодор Ростовский, племянник Преподобного Сергия; преподобный Игнатий Ломский, спостник преподобного Кирилла Белоезерского; преподобный Анания, иконописец новгородского Антониева монастыря, также писали иконы.

Преподобный Антоний Сийский имел главным своим и любимым занятие иконописание. Еще при жизни иконописца от его иконы Святой Троицы исцелялись болящие.
По северу России (в Архангельской области) было множество им написанных икон.
Многие братия его обители также занимались этим святым делом.

Вот какой великий сонм святых свидетелей, поименованных здесь только отчасти, оставил нам как драгоценное наследие древнюю икону.
Более того, даже в XIX веке, когда древняя икона была в пренебрежении и забвении 
у «передовых» людей искусства, когда древняя иконная техника сохранялась лишь в немногих селах и деревнях, главным образом, Владимирской губернии, и тогда находились светочи благочестия, подвижники-иконописцы, и за святость их жизни писанные ими иконы исполнялись благодатными дарами.
В жизнеописании старца иеросхимонаха Нила (1801— 1870), восстановителя и возобновителя Нило-Сорской пустыни, рассказывается, что еще в детстве, под руководством своего старшего брата-иконописца, он занимался писанием святых икон, причем с благоговением и страхом Божиим, видя в этом занятии не столько ремесло, сколько служение Богу.

Обучившись достаточно в одной из иконописных артелей, он, будучи уже иеродиаконом, строгим и внимательным подвижником, в свободное время по-прежнему прилежал иконописанию, благоговейно, с молитвенным приготовлением, и труды его рук были благословлены Богом и ознаменованы благодатными действиями.
Он сподобился своими руками обновить чудотворную Иерусалимскую икону 
Божией Матери, которая и после поновлення продолжала чудотворить по-прежнему.
С нее он сделал точный список, также получивший чудотворную силу.

Для себя он написал копию в уменьшенном размере, хранил ее с благоговением в своей келлии и не раз удостаивался от нее благодатных знамений.

Назначенный в Нило-Сорскую пустынь, он принял там схиму с именем ее основателя преподобного Нила Сорского, чудотворца.
Сюда он принес и Иерусалимскую икону Богоматери, бывшую
неоценимым его сокровищем и утешением в скорбях.
С ней он не думал разлучаться, но Пресвятой Богородице было угодно даровать эту икону, причастную благодати, русской обители святого великомученика
 Пантелеймона на Афоне.
Об этом он получил извещение и повеление от Самой Богоматери в таинственном видении и в 1850 году послал икону на Афон.
Лишившись этой святыни, старец Нил, приготовившись постом и молитвой, приступил 
к написанию для своей келлии иконы Богоматери, именуемой Кипрская, которую и написал с замечательным искусством.
Эта икона долгое время находилась в его келлии и была свидетельницей
его молитв, слез и воздыханий.
Она также ознаменовалась проявлениями Божией благодати: угасшая лампада перед нею неоднократно сама возжигалась на глазах старца, елей в ней умножался так, что его хватало на много дней, что бывало во время болезни старца.
Эта икона, по его словам, не раз спасала его келлию от пожара и разбойников и его самого от явной смерти.
После смерти старца икона была перенесена в церковь и поставлена на горнем месте, 
где перед ней теплилась неугасимая лампада.
В своей работе старец строго придерживался древней греческой
иконописи и искусно и благоговейно изображал божественные лики.
Не лишне сказать, как старец, по словам его келейника, совершал освящение
 написанных им икон.
Намереваясь написать икону, особенно большого размера, он усугублял пост и молитву, 
а по написании ставил ее в своей келлии и обычно звал келейника на всенощное бдение.
«Что за праздник у нас завтра, батюшка?» — спросит келейник.
«У меня завтра табельный день», — ответит старец и покажет на написанную икону.
Бдение совершал тому святому, чье изображение было на иконе, и оно продолжалось около четырех часов.

Утром, отслужив, по своему обычаю, раннюю литургию, он совершал водосвятный молебен, прочитывал положенные на освящение иконы молитвы, окроплял ее святой водой, потом благоговейно поклонялся ей, лобызал — и готова святая икона, святая воистину, освященная и благоговейным трудом, и усердной молитвой праведника.

Все иконы, им написанные и освященные, проявляли благодатные действия.
Кроме названных иконописцев, прославленных святых или известных своей церковной деятельностью митрополитов, было бесчисленное множество благоговейных тружеников, оставшихся никому неизвестными, за смирение которых дела их рук, конечно, не были лишены благодати Божией.
Как некое Богооткровение, как плод духовного опыта, как предание и творение отцов Церкви, как их свидетельство вечности древняя икона несет на себе все черты небесного: неразвлекаемую молитвенную собранность, глубину тайн веры, гармонию духа, красоту чистоты и бесстрастия, величие смирения и простоты, страх Божий и благоговение. Перед ней затихают страсти и суета мира; она высится над всем в ином плане бытия.

Икона есть великая святыня и по содержанию, и по форме.
Некоторые иконы написаны перстом Божиим, некоторые — Ангелами. 
Ангелы служили иконам, перенося их с места на место (Тихвинская икона Божией Матери и др.); многие остались целыми и невредимыми при пожарах;
некоторые, будучи пронзены копьями и стрелами, источали кровь и слезы, 
не говоря уже о других бесчисленных знамениях, как исцеления и прочее.
Евангелие проповедует Царствие Божие словом, икона то же вещает образом.
Божественное слово Евангелия отличается величайшей простотой, доступностью и одновременно неизмеримой глубиной.
Внешняя форма иконы — предел, вершина простоты, но глубине ее мы 
поклоняемся с благоговением.

Евангелие вечно, одно — для всех времен и народов;
значение иконы не ограничивается ни эпохой, ни народностью.